Quotes from The Abortion

“My God, ma'am, you're so pretty I'd walk ten miles barefooted on a freezing morning to stand in your shit.”
― Richard Brautigan, quote from The Abortion

“He looked as if he had been beaten to death with a wine bottle, but by doing it with the contents of the bottle.”
― Richard Brautigan, quote from The Abortion

“Congratulations," I said. "It's so wonderful to write a book." "I walked all the way here," she said. "I started at midnight. I would have gotten here sooner if I weren't so old." "Where do you live?" I said. "The Kit Carson Hotel," she said. "And I've written a book." Then she handed it proudly to me as if it were the most precious thing in the world. And it was. It was a loose-leaf notebook of the type that you find everywhere in America. There is no place that does not have them. There was a heavy label pasted on the cover and written in broad green crayon across the label was the title: GROWING FLOWERS BY CANDLELIGHT IN HOTEL ROOMS BY MRS. CHARLES FINE ADAMS”
― Richard Brautigan, quote from The Abortion

“Vida was sound asleep when I went back to my room. I turned on the light and it woke her up. She was blinking and her face had that soft marble quality to it that beautiful women have when they are suddenly awakened and are not quite ready for it yet. "What's happening?" she said. "It's another book," she replied, answering her own question. "Yes," I said. "What's it about?" she said automatically like a gentle human phonograph. "It's about growing flowers in hotel rooms.”
― Richard Brautigan, quote from The Abortion

“Aç olmadığım halde menüye baktım. bir menüye bakmayalı yıllar olmuştu. Menü bana günaydın dedi, ben de ona günaydın diyerek karşılık verdim. Hayatımızı menülerle konuşarak geçirebiliriz doğrusu.”
― Richard Brautigan, quote from The Abortion

“Kadınlar neden buna benzer bedenleri olmasını isterler bir türlü anlamıyorum. Ne kadar acayip görünüyor, onlar da kalkıp böyle bir bedene sahip olmak için deli gibi uğraşıyorlar, ne pahasına olursa olsun, diyetlere, ameliyatlara, iğnelere, açık saçık iç çamaşırlarıyla bu lanet olası şeylerden birini elde etmek için çabalıyorlar ve her şeyi deneyip de başarılı olamazlarsa sahtesini yapıyor o ahmak sürtükler. Pekala, burada bedava bir tane var. Gelin de alın pis orospular.
Neyin içine girdiklerini bilmiyorlar, belki bundan hoşlanıyorlar. Belki de bu bedenleri paranın çarkını döndürmek için kullanan kadınlar gibi hepsi birer pislik: Film yıldızları, mankenler, orospular.”
― Richard Brautigan, quote from The Abortion

“Старушка допивала последние капли кофе, выцеживая их снова и снова, хотя в чашке ничего не было. Ей хотелось убедиться, что в чашке не задержалось ни капли — последнюю она выпила целых два раза.

Фред Булькнем. ТИПОГРАФСКАЯ КРАСКА.
Автор – бывший журналист, вся его книга неразборчиво написана от руки – слова вьются вокруг бутылки виски.
– Всё, – объявил он, отдав мне книгу. – Двадцать лет.
Он нетвёрдо вышел из библиотеки, на ветхом поводу у самого себя.
А я остался стоять и смотреть на двадцать лет его жизни.

На улице только что пошел дождь. Я слышу, как он плещет в стекла и эхом отдается среди книг. Похоже, в этом прекрасном сумраке жизней они знают, что снаружи идет дождь, а я жду Вайду.

Одуванчики – себе на уме, держатся обособленно, но ромашки эти, я вам скажу!

На себя она тоже не смотрела. Сам не знаю, куда, но на что-то она смотрела очень пристально. Наверное, та вещь, на которую она смотрела, находилась у нее же внутри. Недоступная чужим взглядам.

Снова глянула на меня, и я почувствовал, как кто-то выглядывает из нее, словно тело её – замок, в котором живет принцесса.

– Идти нам больше некуда, – сказал я. – Если бы вы ушли сегодня, я бы чувствовал себя преступником. Очень трудно спать с чужими. Я бросил это много лет назад, но мы ведь с вами не чужие. Правда?
Она обратила на меня 3/4 взгляда.
– Нет, мы не чужие.

Я зашел гораздо дальше того, чтобы просто принять книгу у этой странной, неловкой, прекрасной девушки. Теперь мне предстояло принять её тело – оно лежало передо мной, с него следовало снять одежду, чтобы мы смогли соединить наши тела, словно две половинки моста над пропастью.

Она снова поцеловала меня – на этот раз, с языком. Её язык скользнул мимо моего языка струйкой плавкого стекла.

С вершиной было покончено – пришло время заняться подножьем. У девушек слишком много разных частей.
Я стащил с нее сапоги, а потом и носки. Мне нравилось, как мои руки текут по её ногам, словно вода по ручью. Милее гальки, чем пальчики у нее на ногах, я никогда не видел.

Они просто не понимают, во что влипают, или же им это нравится. Может, они все – такие же свиньи, как те, кто своими телами регулирует денежные приливы и отливы: кинозвезды, модели, шлюхи.
Ох ты ж, Господи!
Я просто не понимаю, чем эти тела так фатально притягивают к себе мужчин и женщин. У моей сестры – мое тело, длинное и костлявое. Зачем все эти слои сверху, не понимаю. Это не мои груди. Это не мои бедра. Это не моя задница. Ты видишь за ними меня? Присмотрись внимательнее. Я там, внутри этого хлама, господин библиотекарь.

– Мне кажется, ты неправа, – сказал я. – Нравится тебе это или нет, но ты – очень красивая женщина, и сосуд, в котором ты хранишься, роскошен. Может, тебе не этого нужно, но это тело – твое, и ты должна о нем хорошенько заботиться и к тому же, гордиться им. Я знаю, что это трудно, но не бери в голову, чего бы там ни хотели другие люди и чего бы ни получали. У тебя есть нечто прекрасное – попробуй жить с этим в мире.
Черт возьми, труднее всего в этом мире понять красоту. Не ведись на подростковые сексуальные позывы остального мира. Ты – умница, и голова для тебя важнее, чем тело, – так и должно быть.
Рассчитывать на выигрыш тоже не стоит. Жизнь для этого коротка. Это тело – ты, и лучше к нему привыкнуть, поскольку ничего другого тебе не досталось, и от себя не спрячешься.
Это ты.
Пускай у твоей сестры останется ее тело, а ты учись ценить своё, привыкай жить с ним. Мне кажется, тебе понравится, ты только не напрягайся: мало ли, чьи там мысли плохо пахнут.
А если будешь зависать на чужих зависах, весь мир покажется одной большой виселицей.

Она улыбалась, и на ней было короткое зелёное платье. Улыбку она носила поверх платья. Как цветок.

– Ну, дела – а вы симпотная девица! Черт, я рад, что сюда добрался! Каждая миля того стоила. Господи боже мой, мэм, да вы такая красотуля, что я б десять миль по утреннему морозу босиком пробежал, лишь бы в ваших теплых какашках постоять!”
― Richard Brautigan, quote from The Abortion

“Мы расслаблялись, развалившись на моей кровати. Виски размазывал края наших тел и мозгов лужицами жидкой грязи.
– Восхитительно, – сказала Вайда.

«Я не знаю, где ваша мать и, честно говоря, могу процитировать Кларка Гейбла из "Унесенных ветром": "мне глубоко плевать"».
«Он назвал мою мать Кларком Гейблом!» – заорала она и собралась дать мне пощечину. Но я уже все понял и перехватил руку в полете, развернул ее всем корпусом и хорошенько подтолкнул к выходу. Она выпорхнула из двери, точно летучий мусорный бак.
«Отпустите мою мать на свободу! – вопила она. – Мою мать! Мою мать!»
Я начал было закрывать дверь. Тут на меня будто дремота навалилась. Я не знал, просыпаться мне или хорошенько дать этой стерве по мозгам.
Она ринулась было к двери, поэтому пришлось выйти наружу и проводить ее вниз по ступенькам. По дороге мы немножко повздорили, но я приподнажал ей на руку, и она малость поостыла, а я одновременно, как истинный джентльмен, предложил сломать ее цыплячью шейку, если она сейчас же не припустит по дороге туда, куда ее только донесут эти вешалки, приспособленные вместо ног.
Напоследок она еще орала: «До чего я дошла? Что я делаю? Что это со мной? Что я мелю?» И при этом выдирала из книжки страницы и подбрасывала их над головой, как невеста на свадебном пиру.

Мы нисколько не отдохнули, но и не нервничали, что было бы естественно в начале такого дня, нас охватило той мягкой волной шока, когда легче делать одну маленькую вещь за другой, один хрупкий шаг за другим, пока большое и трудное дело, чем бы оно ни было, не завершится само собой.
Когда подступают трудности, которые во что бы то ни стало нужно преодолеть, нам обычно достает сил, чтобы наполнить свою жизнь новыми мимолетными ритуалами и просто их исполнять.
Мы превращаемся в театры.
Я переводил взгляд с бурлящего кофейника на Вайду в ванне. День будет очень длинным, но, к счастью, мы пройдем его – одно мгновение за другим.

В море металла статуя выглядела покойно. Стальная штука с тонкой мозаикой и мраморными людьми сверху. Люди пытались нам что-то сказать. К сожалению, у нас не было времени слушать.

Мы путешествовали так быстро, что через несколько мгновений нас не стало.

Поэтому я хорошенько рассмотрел его физиономию в зеркале. Похоже, его избили до смерти винной бутылкой – но не самой бутылкой, а содержимым.

Его улыбка достигла десяти баллов. Наверное, дочь его работает стюардессой.

Он отодвинул жалюзи и показал нам отличный вид на стоянку – впечатляет, если вы никогда раньше не видели стоянок.

Пограничные городки – не самые приятные места. Они высвечивают худшее в обеих странах, и все американское торчит там неоновой болячкой.

Выточенной из серого камня фигуре было явно не по себе. Она возвышалась над самим зданием. Изображала доколумбова бога или какого-то другого парня, который занимался тем, что не доставляло ему никакой радости.

Вайда лежала нежно и неподвижно, словно мраморная пыль на постели.

По ночам все иначе. Дома и городки далеко внизу требуют свою красоту и получают её в виде крошечных огоньков, мерцающих с невероятной страстью. Мы опустились в Лос-Анджелес, словно в кольцо с бриллиантами.

Священнику не хотелось выходить в Лос-Анджелесе, но пришлось, потому что именно сюда он и летел. Возможно, Вайда ему кого-то напоминала. Возможно, красавицей была его мама, он не знал, как к этому относиться, и ушел в духовенство, а теперь красота Вайды будто вихрем унесла его назад сквозь зеркала времени.
Возможно, он думал о чем-то совершенно не похожем на то, о чем в своей жизни мог подумать я, – и мысли его были самые что ни на есть возвышенные, из них следовало отлить статую... возможно. Говоря словами Фостера, «на свете слишком много "возможно", а людей не хватает».
Я снова стал думать о библиотеке и пропустил тот миг, когда священник поднялся и ушел, чтобы влиться в Лос-Анджелес, добавить к его размерам свою долю и забрать воспоминания о Вайде в свое что бы там ни было.”
― Richard Brautigan, quote from The Abortion

About the author

Popular quotes

“Para explicar o êxito de seus negócios, John Rockefeller costumava dizer que a natureza recompensa os mais aptos e castiga os inúteis. Mais de um século depois, muitos donos do mundo continuam acreditando que Charles Darwin escreveu seus livros para lhes prenunciar a glória.

Sobrevivência dos mais aptos? A aptidão mais útil para abrir caminho e sobreviver, o killing instinct, o instinto assassino, é uma virtude humana quando serve para que as grandes empresas façam a digestão das pequenas empresas e para que os países fortes devorem os países fracos, mas é prova de bestialidade quando um pobre-diabo sem trabalho sai a buscar comida com uma faca na mão.

Os enfermos da patologia antissocial, loucura e perigo de que cada pobre é portador, inspiram-se nos modelos de boa saúde do êxito social. O ladrão de pátio aprende o que sabe elevando o olhar rasteiro aos cumes: estuda o exemplo dos vitoriosos e, mal ou bem, faz o que pode para lhes copiar os méritos. Mas “os fodidos sempre serão fodidos”, como costumava dizer Dom Emílio Azcárraga, que foi amo e senhor da televisão mexicana.

As possibilidades de que um banqueiro que depena um banco desfrute em paz o produto de seus golpes são diretamente proporcionais às possibilidades de que um ladrão que rouba um banco vá para a prisão ou para o cemitério.

Quando um delinquente mata por dívida não paga, a execução se chama ajuste de contas; e se chama plano de ajuste a execução de um país endividado, quando a tecnocracia internacional resolve liquidá-lo. A corja financeira sequestra os países e os arrasa se não pagam o resgate.
Comparado com ela, qualquer bandidão é mais inofensivo do que Drácula à luz do sol. A economia mundial é a mais eficiente expressão do crime organizado.

Os organismos internacionais que controlam a moeda, o comércio e o crédito praticam o terrorismo contra os países pobres e contra os pobres de todos os países, com uma frieza profissional e uma impunidade que humilham o melhor dos lança-bombas.”
― Eduardo Galeano, quote from Upside Down: A Primer for the Looking-Glass World

“Sometimes in life there are these random moments when everything just clicks. When all the fragments of your fractured past fall together, merging in your mind to form a lucid image of your future. Each mistake made becomes a vital piece as it serves whatever purpose necessary to complete the picture as a whole and suddenly everything becomes so clear.”
― L.B. Simmons, quote from The Resurrection of Aubrey Miller

“- Galima gauti saulės smūgį, bet mėnulio smūgio negausi.”
― quote from Torture the Artist

“To be happy at home is the ultimate result of all ambition. —SAMUEL JOHNSON”
― C.J. Box, quote from Cold Wind

“Vincent van Gogh committed suicide when he was only thirty-three. It was impossible to live; he could not earn a single cent. His brother used to give him money, but just enough to exist, to survive. He needed money to paint—for the canvas and the colors and the brushes. So this was his arrangement: He used to get money every Sunday for one week, so every week for three days he would eat and for four days he would fast, so that money could be saved to purchase canvases, colors, and other things that he needed. To me, van Gogh’s fasting is far more significant than all the fasts that have been done by your so-called saints. This fasting has something beautiful in it, something spiritual in it. When your so-called saints go on a fast, it is a means; they are fasting so that they can reach heaven and enjoy all the heavenly joys. But van Gogh’s fasting has a totally different quality to it: It is his love to create. And”
― Osho, quote from Living on Your Own Terms: What Is Real Rebellion?

Interesting books

About BookQuoters

BookQuoters is a community of passionate readers who enjoy sharing the most meaningful, memorable and interesting quotes from great books. As the world communicates more and more via texts, memes and sound bytes, short but profound quotes from books have become more relevant and important. For some of us a quote becomes a mantra, a goal or a philosophy by which we live. For all of us, quotes are a great way to remember a book and to carry with us the author’s best ideas.

We thoughtfully gather quotes from our favorite books, both classic and current, and choose the ones that are most thought-provoking. Each quote represents a book that is interesting, well written and has potential to enhance the reader’s life. We also accept submissions from our visitors and will select the quotes we feel are most appealing to the BookQuoters community.

Founded in 2023, BookQuoters has quickly become a large and vibrant community of people who share an affinity for books. Books are seen by some as a throwback to a previous world; conversely, gleaning the main ideas of a book via a quote or a quick summary is typical of the Information Age but is a habit disdained by some diehard readers. We feel that we have the best of both worlds at BookQuoters; we read books cover-to-cover but offer you some of the highlights. We hope you’ll join us.